Она спасалась от мороза, греясь у костра, который жгла возле канала, что проходит за городом, возле телевышки. Именно огонь привлек внимание горожан. Однако полицейским не сразу удалось найти лесную жительницу: только 27 января они смогли доставить Елену Н. в ночлежный дом.

Отшельница

«Женщина была вся черная от копоти, - говорит социальный работник, руководитель ночлежного дома Вячеславас Тартиловас. – Сначала на вид она показалась очень полной, так как на ней были надеты шуба и три пальто». Эта одежда – «трофеи» с мусорки. «Были еще ватные штаны, но я их сожгла в костре», - рассказала сама Елена, которая, по ее словам, в лесу не мерзла. А жила она там уже 7 месяцев – «на том месте, где собирала лисички». Так с лета и осталась там жить.
Когда мы с ней встретились (30 января), женщина была причесанной, в чистой одежде. Дежурные ночлежного дома помогли ей помыться, привести себя в порядок, расчесать волосы. Это было непростым делом: ведь как минимум полгода у Елены не было возможности помыться. Боже мой, как же люди доходят до такой жизни?!

Получить от Елены ответ на этот вопрос было трудно. Она говорила сдержанно и, на первый взгляд, казалась совершенно спокойной. Вежливо отвечала на вопросы, но в какой-то момент стало ясно, что она словно заморожена внутри и что ей хочется сейчас только одного: уйти в изолятор и остаться в одиночестве.

Пока еще Елена, очевидно, не в состоянии думать о будущем, о каких-то действиях, о перспективе. Сейчас ее проблемы будет решать руководитель ночлежного дома и социальная служба самоуправления. А проблем много: нет денег, без которых не восстановить документы, а без документов нельзя ни на биржу встать, ни получить социальное пособие. Даже нельзя узнать в службе реестра, принадлежит ли ей еще квартира по Тайкос, 74-76.

Как рассказывает Елена, во дворе этого дома она спала на лавочке, пока не ушла жить в лес. А находиться в квартире было уже невозможно: по словам женщины, там отключили электричество и воду, кто-то выломал дверь, и теперь там живут два бомжа.

Бывшая работница ИАЭС

Возможно, по фотографии кто-то и узнает в Елене свою бывшую коллегу. Больших должностей она не занимала. По ее словам, примерно, в 87-ом – 89-ом годах работала уборщицей в Управлении капитального строительства ИАЭС, потом - экспедитором на базе оборудования, а после, как она выразилась, «на лесозаготовках, тоже на ИАЭС» - очевидно, на лесном участке.

Дальше рассказ о трудовой деятельности свелся к заработкам от сбора бутылок и металлических банок. На вопрос, хочется ли ей сейчас выпить, ответила отрицательно. Но призналась, что бутылка вина за 5 литов была для нее хорошим «снотворным» - часов на 12.

Елена разведена, название улицы, где живет (или жил?) бывший муж, она не вспомнила, но назвала номера дома и квартиры – 47 и 11. Говорит, что есть сын, 1982 г.р., но где он сейчас, не знает.

Свою двухкомнатную квартиру она продала и купила однокомнатную на Тайкос. О возможности снова жить в ней не думает. Хотела бы уехать в Псковскую область, в Порхов, где живет ее мать. А мать –1933-го года рождения. Жива ли она, тоже не ясно.

«Ты только не убегай отсюда», - говорит ей В. Тартиловас, поясняя дальнейшие свои действия: получение пособия для восстановления документов, регистрация на бирже труда, получение социального страхования для медицинского обслуживания. «Некуда бежать», - отвечает Елена, которая, как выяснилось из разговора, даже не знала о существовании ночлежного дома.

Наши пояснения о том, что в будущем она сможет получать социальное пособие и, откладывая с него деньги, накопить на дорогу до Пскова, Елена выслушала, но было видно, что ей еще трудно осмыслить все новые дела, не говоря уже об осуществлении планов.

Вячеслав не питает иллюзий, что Елена сможет в будущем найти работу. Хотя есть пример. Надежда, обитательница ночлежного дома, сначала устроилась там же на полставки уборщицы, потом нашла работу в магазине, ушла жить в общежитие. Но "зеленый змий" снова взял свое: запила, лишилась работы (а ведь когда трезвая - очень работящая женщина) и вот опять живет в ночлежке.

К сожалению, женщин в этом доме становится все больше.

Непростой контингент

Шесть женщин и десять мужчин - именно столько человек живет сегодня в ночлежном доме. Печально не только то, что женщин становиться все больше (еще недавно там жили одна-две), но и то, что контингент молодеет. Живет там девушка 1993 года рождения, вернувшаяся из тюрьмы. «Ей дали справку об освобождении, в которой написали: «прибыть в ночлежный дом, зарегистрироваться на бирже труда", а иначе может снова лишиться свободы, - рассказывает В. Тартиловас. – А как она может встать на учет на бирже труда, если у нее кроме этой справки не было никаких документов, и она даже не является гражданкой Литвы. Но вот сейчас ей уже сделали вид на жительство».

Руководитель ночлежного дома посетовал на то, что с некоторыми подопечными трудно обходить все инстанции – по состоянию их здоровья, а транспорта нет. Тогда Вячеслав возит их на собственной машине, но бензин ему не оплачивается.

Еще несколько лет назад в ночлежном доме с большим оптимизмом смотрели на судьбы подопечных, и были положительные примеры, когда люди возвращались в нормальную жизнь. Взять хотя бы бывшую медсестру Любу, которую от алкоголизма, по ее словам, «вылечил лес», и она ушла из ночлежного дома в самостоятельную жизнь.

Теперь у многих из живущих здесь основательно подорвано здоровье, есть и инвалиды, а также пенсионеры. Днем постояльцы не должны находиться в ночлежном доме: с 8 до 17-ти они должны искать работу. Но сейчас зима, и в сильные морозы им разрешают находиться «дома». Да и какая работа с инвалидов и тем более пенсионеров?

А молодые постояльцы не стремятся к трудоустройству: минималка – плохой стимул. Зачем идти работать, если соцпособие, 30-литовая оплата жилья да еще паек от Красного Креста позволяют довольно сносно жить в комфортной ночлежке. И приют, который должен быть временным, для многих становиться домом на года.

Социальная реабилитация – дело трудное, для этого, вероятно, должен быть не один соцработник и дежурные, а больший штат. Но в период кризиса и скудного бюджета это, очевидно, невозможно.

В то же время ночлежный дом принадлежит Центру социальных услуг (ЦСУ), где есть и другие социальные работники, и досуговый центр, и спортивный зал. При ЦСУ действуют общественные организации. Так, может быть, все эти ресурсы задействованы недостаточно и стоит подумать о том, чтобы ночлежный дом не только структурно относился к ЦСУ, но и чтобы было их реальное взаимодействие? Почему бы, например, не вовлечь обитателей ночлежного дома в разнообразные мероприятия, проводимые в ЦСУ, а общественникам – тому же клубу «Беспокойные сердца» - не взять под опеку хотя бы молодых людей?

Наверное, стоит подумать над тем, чтобы взаимосвязь ЦСУ с его подразделением – ночлежным домом – была не только на бумаге.

Инна НЕГОДА